|
- А вы не знаете, долго еще… осталось?
- Вашей-то? Нет, вашей недолго. Минут сорок, час от силы.
- Можно, я здесь подожду?
- Нельзя. Да уж ладно, сиди. Я попрошу кого-нибудь выйти, сказать тебе, или сама выйду. Что же делать, если ты нервный такой!
Нянечка удалилась. Кротову очень хотелось курить. Посидев несколько минут, он вышел на улицу, выкурил сигарету, вернулся, посмотрел на часы. Времени прошло мало, а казалось - целая вечность.
- Вы муж Полянской Елены Николаевны? - услышал он над собой властный женский голос.
Он поднял голову. Над ним стояла высокая худая женщина в белом халате и марлевой маске.
- Здесь сидеть нельзя, - сообщила она. - Что же вы до последнего дотянули? Еще бы чуть-чуть, она бы у вас в машине родила.
Кротов затаил дыхание.
Женщина сделала паузу и окинула его строгим, осуждающим взглядом, но, заметив его расширившиеся от испуга глаза, сжалилась:
- Девочка у вас. Три триста, пятьдесят один сантиметр. Здоровенькая, бойкая, только крикуха. Поздравляю.
***
В воскресенье Кротов отправился на рынок за фруктами для Лены, потом в роддом, оттуда - к Жоре и Лиде Глушко, посоветоваться, что купить" и приготовить для малышки. У них ведь трое детей, они все знают.
Домой он вернулся только в девять вечера.
Не успел он выйти из лифта, как открылась дверь соседней квартиры.
- Сергей Сергеевич, - высунулась из-за двери пожилая соседка во фланелевом халате, - вас можно поздравить? Тут вам кучу вещей привезли, а вас дома не было. Оставили у меня. Вы зайдите, пожалуйста.
В прихожей у соседки пахло щами и кошками. У стенного шкафа стояли собранная и запакованная детская кроватка, коляска, огромный кожаный чемодан.
- А кто привез все это?
- Девушка. Блондиночка такая, высокая, хорошенькая.
В чемодане оказались две пачки памперсов, пеленки, ползунки, кофточки, несколько забавных мягких игрушек. Сверху лежал отдельный пакет с одеялыдем и еще кое-какими детскими вещичками, вплоть до белоснежного, тщательно выглаженного марлевого подгузника. Из пакета выпал сложенный вчетверо листок. Кротов развернул и прочитал:
"Все это надо принести к выписке из роддома".
Никакой подписи. Твердый, четкий почерк.
***
Уже через четыре дня Лену с ребенком можно было забирать домой. Кротов, очень торжественный, в светло-сером костюме, с букетом роз, стоял в вестибюле роддома. Впервые в жизни в свои сорок лет подполковник забирал из роддома жену с новорожденным ребенком…
Наконец вышла Лена, бледная, похудевшая. Рядом шла медсестра с маленьким сверточком в розовых лентах. Отдав Лене цветы. Кротов осторожно и неумело взял из рук сестры ребенка.
- Ну, кто так держит? Тоже мне, папаша! Это же тебе не букет. - Сестра откинула кружевной треугольник, и Кротов увидел крошечное розовое личико.
- Очень симпатичная девчонка, вылитый папа! - заметила сестра.
Когда они подошли к машине, Лена взяла малышку у него из рук.
- Подожди, я на секундочку. - Она побежала к воротам.
У ворот стояла высокая блондинка в черных джинсах и черной кожаной куртке. Что-то в ней показалось Кротову знакомым. Он увидел, как Лена расцеловалась с блондинкой, как та осторожно откинула пеленку и рассматривает личико ребенка. О чем они разговаривали, он не слышал.
- Кто это? - спросил он, когда Лена вернулась к машине.
- А ты не догадываешься? Это Светлана.
- Ну, в общем, я догадался. Она столько всего накупила для нашей девочки, надо бы деньги отдать, неудобно.
- Она не возьмет… Скажи мне, молодой папаша, как мы назовем ребенка?
- Я об этом уже четыре дня думаю, - вздохнул Кротов, - оказывается, это так трудно - выбрать имя. Вот мне, например, очень нравится имя Елизавета…
- Угадал! - обрадовалась Лена. - Мне это имя тоже очень нравится. Так маму мою звали. Послушай, как красиво звучит: Елизавета Сергеевна Кротова!
Вечером к ним в гости пришел Гоша Галицын. Когда сели за стол, он сказал:
- Помнишь, ты обещала рассказать мне о своем первом и самом сильном нью-йоркском впечатлении? Давай, рассказывай!
- Когда мне было четырнадцать лет, - задумчиво произнесла Лена, - я зачитывалась повестью Селенджера "Над пропастью во ржи". Там есть эпизод, как герой сидит у пруда в Центральном парке и думает, куда деваются на зиму утки. Пруд ведь замерзает, а у них подрезаны крылья. Так вот, моим самым сильным впечатлением был этот пруд у южного входа в Центральный парк, и эти утки… Мне тоже, как Холдену Колфилду, никто не мог ответить, куда они деваются на зиму.
- И это все?! - У Гоши в голосе звучало разочарование.
Страница 74 из 75
Следующая страница
|
