|
- Мне очень жалко ваших близких, - услышал он голос Лены, - но лично вас я пожалеть не могу, простите. Я начинаю считать.
- Ну что ж, извольте, - вздохнул Курочкин, - я расскажу все, что знаю. Но не потому, что вы меня напугали. Просто я устал и хочу домой.
На самом деле он врал - и себе, и им. Ему было очень страшно. Рубашка промокла от пота, и свитер омерзительно покалывал кожу сквозь холодную, влажную ткань. Но самым омерзительным было это ощущение пистолетного дула у затылка. Пистолет держала твердая, ни разу не дрогнувшая рука.
- Вы назвали фамилию Зотова, и вы совершенно правы. Амалия Петровна Зотова, заведующая отделением гинекологии Лесногорской больницы, - мой заказчик. Я получаю от нее деньги, по теперешним масштабам небольшие, но мне необходимые.
- За что вы получаете деньги? - спросил Гоша.
- Не перебивайте меня, пожалуйста. Я должен рассказать с самого начала, чтобы вы поняли. Только боюсь, вам не хватит пленки.
- Ничего, - успокоила его Лена, - у меня большой запас кассет.
- Может, вы, Елена Николаевна, опустите пистолет? У вас, наверное, рука уже устала, и мне будет легче говорить.
- Рука у меня устала, это правда, - призналась Лена, - пистолет я пока опущу, но как только вы замолчите или…
- Я не замолчу, пока не расскажу вам все, - пообещал Курочкин, - возможно, мне даже захотелось рассказать вам то, что никому никогда прежде я не рассказывал.
- Мы слушаем вас, Дмитрий Захарович. Может, вы водички попить хотите? - У Гоши в руках была бутылка минеральной воды и три пластиковых стаканчика, вставленные один в другой. Налив воды, он передал стакан Лене, второй Курочкину, третий взял себе.
Жадно глотнув солоноватой минералки, Курочкин проговорил:
- С Амалией мы вместе учились в Первом меде. Не то чтобы дружили, но на третьем курсе у нас случился роман. Она, знаете ли, была очень хороша собой… Мы учились в начале пятидесятых. Как раз тогда развернулась та жуткая кампания, слышали, наверное, - "убийцы в белых халатах". Сами понимаете, что творилось у нас в институте. Преподавателей брали одного за другим. Было очень страшно.
Так вот, однажды старенький профессор, эмбриолог, влепил мне "неуд" на экзамене. Я учился хорошо, но этот "неуд" был вполне справедливым. А профессор, надо сказать, был известной фигурой - всемирно известной. К тому же хороший, добрый человек. Его очень любили студенты, и я тоже. Но экзамен мне пришлось пересдать, и не один раз, а трижды, пока я не выучил все наизусть.
После этого меня вызвал кадровик института, долго расспрашивал о моем отношении к професcopy, а потом заставил написать… В общем, сами понимаете что… Через два дня профессора взяли. Я понимал, его все равно бы взяли, но переживал, мучился и все рассказал Амалии. Она посочувствовала, сказала: "Ты не виноват", но с тех пор постоянно напоминала мне о том профессоре.
После института мы общались редко, но всякий раз она обязательно как-нибудь намекала на ту историю, вроде бы невзначай, но вполне сознательно ей нравилось держать меня в напряжении. Постепенно у меня созрел глубокий комплекс страха.
У жены моей отец и мать погибли в сталинских лагерях, и узнай она про меня такое - ушла бы сразу, не слушая оправданий. А я ее очень любил… Так Амалия могла прийти к нам в гости и целый вечер вертеть вокруг да около, будто вот-вот случайно проговорится.
Много лет прошло, жена умерла, я старый человек, но страх перед Амалией остался. Даже не страх, а такое чувство, будто я ей обязан: она знает обо мне самое стыдное и страшное, может рассказать, но молчит. То есть почти молчит. А кроме нее, об этом стыдном никто не знает. Вам я первым рассказываю, и, честно говоря, мне становится легче. Так вот. Три года назад Амалия опять появилась в моей жизни. Она сказала, что хочет мне помочь заработать на пристойную старость. Я не понял, Амалия объяснила: она намерена платить мне за то, что я буду отправлять к ней женщин со сроками от двадцатой до двадцать пятой недели. Разумеется, только тех, у которых есть веские показания к прерыванию беременности. Таких ведь немало сейчас. Ну и еще - если приходит, например, женщина на раннем сроке, хочет сделать аборт, а я вижу, что она бедная, одинокая или просто шлюшка, которой все равно, я осторожно намекаю, мол, если подождать пару-тройку месяцев, то можно получить приличные деньги, и операция будет сделана на высоком уровне, и палата потом отдельная, и питание… В общем, многие соглашались, практически каждая вторая. Было, правда, несколько раз, что женщина, поносив ребенка месяц-другой, решала его оставить. Ну что ж, пожалуйста. Правда, они получали небольшой аванс и в случае отказа от операции должны были его вернуть. Писали обычную долговую расписку: "Я, такая-то, взяла в долг у такого-то…" Нет, этим я уже не занимался. Я только вел беседы, предлагал, советовал.
Но материала требовалось все больше. Зотова начала давить на меня сначала потихоньку, исподволь. И вот пошла в работу так называемая группа риска. Знаете, беременные с диабетом, с гипертонией, с пороками сердца.
Я начал пугать: "Можете умереть во время родов". Но тут, конечно, было сложней. Дело ведь не в патологии, а в психологии. Хочет женщина ребенка - она родит его под страхом смерти. Хочет избавиться от него - избавится тоже под страхом смерти… Простите, молодой человек, у вас случайно нет сигареты?
- Да, конечно. - Гоша достал пачку "Мальборо".
- Я открою окошко, если позволите? - Курочкин жадно затянулся, выпустил струйку дыма в открытое окно и продолжал:
- А с вас, Елена Николаевна, вероятно, начался уже третий этап. Сырье потребовалось очень срочно, а запасов не оказалось. На Зотову нажали, она, в свою очередь, нажала на меня и, вероятно, еще на нескольких таких, как я, поставщиков. Я не знаю, кто они и сколько их, но думаю, я из них самый исполнительный. - Курочкин усмехнулся. Вы подвернулись под горячую руку. Я хотел, чтобы она отстала от меня на какое-то время. Вот и все.
- Спасибо, доктор, - вздохнула Лена.
Курочкина отвезли домой. Весь путь до Черемушек проехали молча. Перед тем как выйти из машины, Курочкин сказал:
- Елена Николаевна, вы правы. У вас действительно будет девочка. Здоровенькая девочка. Подумайте о ней. Вас убьют, если вы станете действовать подобным образом. Чем больше будете шуметь, тем вернее убьют. И закон вас не защитит. И никто не защитит.
Не дождавшись ответа, он вышел из машины и аккуратно прикрыл за собой дверцу.
Глава 10
Лидия Всеволодовна Глушко была пятой в очереди в кабинет ультразвука. Она сосредоточенно вязала синий свитер для сына Васи. Сыновей у Лидии Всеволодовны было трое. Старшему, Михаилу, восемь, среднему, Васе, пять. Младшему, Данилке, два годика.
Самой Лидии Всеволодовне было всего двадцать девять, но выглядела она ровесницей своего сорокалетнего мужа Георгия. От родов и кормлений фигура расплылась, волосы поредели.
Теперь Лида была опять беременна.
Для нее, человека православной веры, об аборте не могло быть и речи: это смертный грех. Грехом было и то, что она не хотела этого ребенка. А она его не хотела и честно признавалась себе в этом.
Каждая копейка в доме была на счету. Георгий Глушко работал мастером на часовом заводе, получал не так уж мало, но семья-то какая!
Лида вязала свитер для Васи и думала о том, что Мише пора покупать новые ботинки. Нога у мальчика растет не по дням, а по часам. Причем старые ботинки не только малы, но и до дыр изношены, значит, Васе уже не перейдут. А у Васи в детском садике почти у всех детей есть конструкторы "лего". Васе, конечно, тоже хочется. Поиграть ему не дают, а покупать - даже подумать страшно, сколько эти кусочки пластмассы стоят… Да еще позавчера воспитательница ей сказала:
"Вы меня, конечно, простите, но ваш Вася проплакал сегодня весь тихий час. Его бомжонком обозвали. Знаете, дети злые бывают. Вы уж одевайте его как-нибудь получше, а то все штопаное-перештопаное ".
И надо же - четвертый ребенок. Одно утешение - может, наконец родится девочка. Но так тоже нельзя. Кого даст Бог, того и даст. И все-таки хотелось девочку… Сегодня на ультразвуке, возможно, скажут, кто там. Уже двадцать две недели, можно определить.
Врач, молодая элегантная женщина, молча смотрела на мерцающий экран. Потом отошла к столу, стала что-то быстро писать.
- Мне можно одеваться? - робко спросила Лида.
- Да, конечно, - вскинула на нее искусно подведенные светло-карие глаза докторша.
"Ведь она наверняка моя ровесница, - подумала Лида, - а как хорошо выглядит. Стройненькая, волосы шикарные. А я…"
- Садитесь, пожалуйста. Как вы себя чувствуете? Тошноты, головокружения нет?
- Да вроде все нормально, - пожала плечами Лида.
Страница 26 из 75
Следующая страница
|
